Конечно, лягушонка было жалко. Кто-то из сельских мальчишек пере­ехал его на велосипеде и оставил валяться на тропинке.

Вон уже и вездесущая сорока повисла на кусте и зыркает, когда мы пройдем мимо. Но не тут-то было. Дядя Сема остановился, перевернул прутиком пучеглазого и сказал:
— Не будем оставлять его птице. На лягушонка хорошо клюет змееголов.
Сказано — сделано. На излюбленной протоке, идущей от Сырдарьи, где мы с Семой ловили карасей, попадались и змееголовы. Местные жители казахи называли его «китайкой» — ведь эту рыбу сюда много-много лет назад завезли с Дальнего Востока.
Голова китайки напоминала змеиную, отсюда и название. Зубы у нее были острые, как гвозди, а тело — склизкое, готовое выскользнуть из рук.
Змееголов обычно предпочитает живность — стрекозу, медведку, сверчка… А лягву так вообще считает за деликатес! Правда, в желудке у него находили и ужей, и маленьких утят…
При этом наживку китайка хватала жадно, с налету, заглатывала глубоко. И сходов почти не было. Поэтому для ловли требовались и толстая леска, и надежный каленый крючок, лучше даже тройник. Известно, что змееголов обладает силой поистине недюжинной! Ненадежную снасть рвет мгновенно. Зато отдельные экземпляры счастливчиков, оказавшись на берегу, иногда тянули до полпуда. Из таких «хрюшек» хозяйки готовили прекрасные котлеты или пельмени с добавлением сала.
…Придя на место, дядя Сема наладил свою любимую закидушку, прицепил медный колокольчик, посадил на тройничок лягушонка и забросил снасть поближе к гниющим тростникам. Там, в воде, насыщенной кислородом, часто в одиночку гуляли крупные китайки.
Управившись с закидушкой, мы с Семой отошли в сторонку. Здесь под кустами краснотала и разлесили свои удочки. Карась, как всегда, хорошо клевал на кругляшки ржаного хлеба, сдобренного анисовыми каплями. Гусиный поплавок попадал точно в окна, проделанные кем-то в водорослях, на минуту замирал, потом чуточку отходил в сторону, останавливался и вдруг плавно заваливался на бок. Тут уж не зевай — будь уверен — карась на крючке! Легким движением руки подсекай и смело подтягивай к берегу. И вот уже на камушках бьется карась. Чуть крупнее ладони, мерный, серебристый сырдарьинский абориген.

…Когда активно клюет, обычно от всего отвлекаешься, полностью уходишь в процесс ужения. Видимо, в таком состоянии мы и находились с дядей Семой, когда в стороне несмело звякнул колокольчик. Потом еще и еще, все громче и громче. Казалось, крохотный колокольчик заливал своим медным звоном и верблюжью степь, и светло-кофейную излучину Сырдарьи. Даже сверчки перестали верещать под колючками. Я, было, вскочил с места, но Сема тяжелой ладонью усадил меня обратно:
— Не торопись, Колюнь! Змееголов наш, никуда не уйдет…
Он зачем-то отряхнул штаны и не спеша направился к закидушке, я — следом. Леска, привязанная к корням тамариска, вместе с захлебывающимся колокольчиком, лихорадочно металась из стороны в сторону, словно там, на ошейнике, рвалась невидимая крупная пастушья овчарка.
Дядя Сема взял в руки леску, для убедительности слегка подергал и удовлетворенно произнес:
— Кажись, сидит надежно… Тут главное надо дать рыбе поглубже заглотнуть наживку, — и он осторожно стал перебирать снасть, подтягивая к себе змееголова.
А что это был именно он, мы уже не сомневались.
Целых полчаса Сема боролся с хищником, то давал слабину, то снова тянул к берегу. Рыбина била хвостом, похожим на весло, появлялась острой мордой над водой и внезапно уходила в глубину.
Ладони дяди были исполосованы грубой леской сплошными кровяными бороздками.
— Давай помогу, — канючил я. Но Сема только отмахивался.
— Не мешай, — шептал он, — тут дело сурьезное…
Наконец рыбина, напоминающая крупную тяжелую головешку, оказалась на песчанике. Запрыгала, закрутилась колесом, «одеваясь» в песок. Когда змееголов немного остыл, дядя вытащил из кармана ветровки дощечку и плоскогубцы — они заменяли ему экстрактор. Затем засунул дощечку в зубастую пасть китайки и плоскогубцами с трудом вытянул крючок-тройник с изжеванным в лоскуток лягушонком.

Рыбину мы так и оставили «коптиться» на песке, а сами пошли продолжать ловить карасей.
Вскоре я снова вернулся полюбоваться необычным для меня трофеем. Он весь был облеплен золотистым песком и, ­видимо, окончательно испекся под горячим азиатским солнцем. Змееголов не подавал признаков жизни. Я предложил Семе посадить его в садок.
— Не надо, — отрезал дядя, — оживет еще и покусает наших карасей. Лучше отпусти пока в лужу…
Лужа мутно блестела в трех метрах от протоки, туда я и поместил нашу китайку. Рыба по-прежнему оставалась недвижимой и я довольный поспешил к своей удочке.
Время подкатывало к полу­дню. Солнце немилосердно лупило лучами, карасиный жор давно закончился, и мы стали собираться домой. А когда подо­шли к луже, то одновременно обомлели. Ноги так и приросли к земле. Змееголова нигде не было. Я прямо в кедах залез в мелкую лужу и прощупал ее всю, сантиметр за сантиметром. Нет, китайка словно испарилась. Не могла же ее унести вездесущая сорока, в отместку — ха-ха! — за лягушонка?
Сема находился в полной растерянности и недоумении, я — тоже.
И вдруг дядя хлопнул себя пятерней по лбу, словно там сидел крупный комар, и на четвереньках медленно прополз от пятачка воды до протоки. Именно туда тянулся еле видимый след, длинная извивающаяся полоса.
— Ушел пес, как есть ушел, — чуть ли не стонал Сема.
— Как же это мы так опростоволосились? Не надо было отпускать «китайку» в воду…
Потом дядя рассказал мне, что эта рыба может продолжительное время находиться вне воды, дышать кислородом. Иногда даже делать небольшие «переходы» по росистой траве из одного водоема в другой.
Но кто мог предусмотреть, что змееголов уйдет по песку в свою родную стихию? Это и явилось нашей большой ошибкой.
Конечно, потерять великолепную китайку — мечту всякого настоящего рыболова, добытую с таким трудом, было обидно. Особенно почему-то мне. Вон даже сорока издевательски стрекочет, будто говорит: так вам и надо. Но тут Сема нашел для нас обоих вполне убедительное утешение:
— Ничего, племяш… Пускай змееголов погуляет еще, наберет весу… А потом, глядишь, через годок-другой опять попадется нам на крючок.

Материал опубликован в январском номере 2014 года
Похожие статьи
// Рассказы о рыбалке

Ленинградский вокзал. Середина зимы. Замерзшая Москва. Суббота, 6 часов утра. До отправления электрички «Москва–Тверь» десять минут. Поезд ранними, но многочисленными пассажирами берется штурмом в момент прибытия его из депо и очень быстро заполняется битком. За три минуты до отправления можно только втиснуться в тамбур, – если повезет...

Подробнее

// Рассказы о рыбалке

Конечно, лягушонка было жалко. Кто-то из сельских мальчишек переехал его на велосипеде и оставил валяться на тропинке.

Подробнее